Диоген Лаэртский (начало III в. н.э.): "Наконец, одни философы называются физиками, за изучение природы; другие — этиками, за рассуждение о нравах; третьи — диалектиками, за хитросплетение речей. Физика, этика и диалектика суть три части философии; физика учит о мире и обо всем, что в нем содержится; этика — о жизни и свойствах человека; диалектика же заботится о доводах и для физики и для этики."
Подобный тип изнаночного, оборотнического поведения был характерен не только для участников святочного карнавала, но и вообще для любого человека, находящегося на распутье, где вступают в свои права законы нечеловеческого анти¬мира: «Ведь не только в географическом макропространстве, но и в микропростран¬стве, связанном с обычным, повседневным бытом, сосуществуют "чистые" и "нечистые" места, причем последние (к ним относятся, например, баня, овин, бо¬лото, лес, распутье и т. п.) рассматриваются как область, подвластная нечистой силе. Пребывание в "нечистом" месте, как и пребывание в "нечистом" времени, в прин¬ципе обусловливают непременное отклонение от нормы поведения. Тем самым, повседневный бытовой уклад оказывается связанным с чередованием "правильно-" го" и "неправильного" поведения или, в иных терминах и другой перспективе, по¬ведения и анти-поведения; в процессе жизни человек попеременно оказывается то в "чистом", то в "нечистом" месте или времени, соответственно меняя свой образ действий и подчиняясь кардинально противоположным стереотипам. Поведение и анти-поведение предстают, таким образом, как взаимодополняющие друг друга ком¬поненты русской культурной жизни»26.
Таким образом, анализ различных ритуально-мифологических мотивов, связан¬ных с «распутьем» — «росстанью», позволяет сделать вывод о полифункциональ¬ности и полисемантичности креста, стоящего на перекрестке. Росстанный крест — это прежде всего пограничный знак, указывающий на пределы православного мира деревни, окруженного хаосом грешного, бесовского антимира. Это символ торже¬ства христианского «перекрестка» над языческой природой «распутья». Крест, стоя¬щий на околице деревни, постоянно напоминает страннику, покидающему «этот»
150
мир, о неисповедимости путей Господних, о необходимости выбора единственно правильного жизненного пути.
Образ крестного пути, начинавшегося на перекрестке, развертывался в про¬странстве и воплощался в нескончаемой череде крестов, стоявших вдоль дорог. Функции и семантика придорожных крестов тесно связаны с религиозно-мифоло¬гическим образом «пути-дороги»: «Путь — в мифопоэтической и религиозной моделях мира — образ связи между двумя отмеченными точками пространства. Постоянное и неотъемлемое свойство пути — его трудность. Путь строится по линии все возрастающих трудностей и опасностей, угрожающих мифологическому герою-путнику, поэтому преодоление пути есть подвиг, подвижничество путника»27. Религиозно-мифологический образ пути, вырастающий до божественных высот «крестного пути», являлся ключевым символом русского пространственного мента¬литета, который прослеживается как в формах православного поведения (паломни¬чество, крестный ход и т.
Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.