Диоген Лаэртский (начало III в. н.э.): "Наконец, одни философы называются физиками, за изучение природы; другие — этиками, за рассуждение о нравах; третьи — диалектиками, за хитросплетение речей. Физика, этика и диалектика суть три части философии; физика учит о мире и обо всем, что в нем содержится; этика — о жизни и свойствах человека; диалектика же заботится о доводах и для физики и для этики."

Теребихин Н.М.

Топоров следующим образом определил «конгениальность» русской истории и души, време¬ни и пространства. Русская «история в этой ситуации оказывается сродни (незави¬симо от того, что причина и что следствие) душе, а душа — истории. И обе вместе они своим составом и своей сутью соотносятся с "русским" пространством и "рус¬ским" временем, с их разрывами, с их лишенными связей участками твердой земли, с их "несплошностью" и "несквозностью", аморфностью, страдательностью, экс-тенсивностью, слабой заполненностью людьми и событиями, медленной и непосле¬довательной "окультуренностью", неустроенностью и бесприютностью, с их отчуж¬дающей холодностью и, если продумать до должной глубины, порождаемым ими чувством тоски или страха, в котором первородное и природное не всегда отделено от вторичного, "созданного", "культурного"»34.
На органичную слитность, недифференцированность русского культурного и природного ландшафтов, их структурное (душевное) родство указывал в свое время выдающийся русский историк В.О. Ключевский, который, исследуя восприятие России иностранцами, писал: «Крестьянские поселки по Волге и во многих других местах Европейской России доселе своей примитивностью, отсутствием простей¬ших житейских удобств производят, особенно на путешественника с Запада, впечат¬ление временных, случайных стоянок кочевников, не нынче-завтра собирающихся бросить свои едва насиженные места, чтобы передвинуться на новые. В этом ска¬зались продолжительная переселенческая бродячесть прежних времен и хрониче¬ские пожары — обстоятельства, которые из поколения в поколение воспитывали
53

пренебрежительное равнодушие к домашнему благоустройству, к удобствам в жи¬тейской обстановке»35.
Европейский культурно-природный ландшафт поражает русского путешествен¬ника, сопричастного тягучему, вязкому однообразию родной русской равнины, сво¬ей предельной расчлененностью, отчетливой выделенностью культурного из при¬родного: «Все, что он видит вокруг себя на Западе, настойчиво навязывает ему впечатление границы, предела, точной определенности, строгой отчетливости и ежеминутного, повсеместного присутствия человека с внушительными признаками его упорного и продолжительного труда. Внимание путника непрерывно занято, крайне возбуждено. Он припоминает однообразие родного тульского или орловско¬го вида ранней весной: он видит ровные пустынные поля, которые как будто гор-бятся на горизонте, подобно морю, с редкими перелесками и черной дорогой по окраине — и эта картина провожает его с севера на юг из губернии в губернию, точно одно и то же место движется вместе с ним сотни верст.


Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.