Диоген Лаэртский (начало III в. н.э.): "Наконец, одни философы называются физиками, за изучение природы; другие — этиками, за рассуждение о нравах; третьи — диалектиками, за хитросплетение речей. Физика, этика и диалектика суть три части философии; физика учит о мире и обо всем, что в нем содержится; этика — о жизни и свойствах человека; диалектика же заботится о доводах и для физики и для этики."

Теребихин Н.М.

Эти различия осознавались и самими поморами, для которых статус норвеж¬ской культуры был гораздо выше, чем их собственной, русской. «Все, что в Норве¬гии, — хорошо, что в России — плохо»53. Отказ от признания ценностей своей культуры способствовал активному усвоению поморами стандартов норвежского образа жизни: «В Норвегии только и обучаемся, посмотрим на правду да на поря¬док, на вежливость. Вот хоть бы команду взять. Пришел в Норвегу, якорь бросил, все как шелковые: пьяных нет, порядок, спят вовремя. Приехал в Архангельск, опять свое» (там же).
«Учебная» экскурсия в Норвегию входила даже в структуру поморского свадеб¬ного ритуала: «Женки с нами первый год тоже на судах в Норвегу ходят, присмат¬риваются». Пришвин отмечал, что медовые месяцы у поморов принято проводить в «Норвеге»54. Обучение норвежской культуре преследовало не только прагматиче¬ские, но и символические цели. Поморы, осознавая себя в качестве отдельной, са¬мостоятельной этнической группы, стремились к обособлению от материнской (ма¬териковой) русской культуры. «Почему же вы отделяете себя от России? — говорил я. — Вы же русские. — Мы не от России дышим... впереди вода, сзади мох. Мы сами по себе. Смотри, какой народ, молодец к молодцу, а ваш что, мякинник»55.
Заимствование и использование образцов и моделей более престижной норвеж¬ской культуры призвано было, с одной стороны, подчеркнуть социально-имуще¬ственный приоритет поморов над «голоштанной», «мякинной» Русью, а с другой — символически обозначить особость поморской культуры, ее границы и ее этниче¬ские ориентации. Подобным же образом зажиточный русский крестьянин, желая подчеркнуть свое превосходство над односельчанами, перестраивал свой быт («лад») на городской «манер».
Высоко оценивая норвежскую культуру, Пришвин тем не менее неодобрительно относился к поморскому норманнизму, усматривая в нем источник деформации са¬мобытных, исконных начал северно-русской морской культуры. Говоря о поморах-норманнистах, писатель отмечал: «Это не те поморы, к которым лежит моя душа. Те совсем сливаются с стихией. Те плавают по океану на льдинах, подносят своему
226

богу звериные шкуры и деньги за спасение, курят табак в океане на дне опрокину¬той лодки. А эти — обыкновенные хитрые купцы, они тут подучиваются у норвеж¬цев вместе со своими женками и устраиваются хорошо»56.
Представления Пришвина об истинных поморах связывались с образом стихии. Стихийность поморской культуры означала прежде всего ее сопричастность приро¬де. Русский Север, Поморье осознавались Пришвиным как «такое далекое место, где человеческое дело соединяется с делом природы в неразрывное целое»57.


Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.