Диоген Лаэртский (начало III в. н.э.): "Наконец, одни философы называются физиками, за изучение природы; другие — этиками, за рассуждение о нравах; третьи — диалектиками, за хитросплетение речей. Физика, этика и диалектика суть три части философии; физика учит о мире и обо всем, что в нем содержится; этика — о жизни и свойствах человека; диалектика же заботится о доводах и для физики и для этики."
Таким образом, перед логической теорией всегда
открыто большое, практически неисчерпаемое поле для эмпирического исследования.
Расхожее мнение о том, что опыт лишь показывает нам, как люди мыслили
или мыслят, в то время как логика связана с нормами, то есть способами
надлежащего мышления, является до смешного нелепым. Как свидетельствует
опыт, некоторые виды мышления вообще никуда не ведут или,
того хуже, ведут к систематической лжи и заблуждению. Другие ясным
образом доказали на опыте свою способность вести к плодотворным и весомым
открытиям. Исключительно в опыте разнообразные последствия разнообразных
методов исследования и логического рассуждения характеризуются
самым убедительным образом. Методично твердить о противоположности
между эмпирическим описанием того, что есть, и нормативным
понятием о том, как должно быть, -значит попросту отрицать самую удивительную
особенность мышления, выявленную эмпирически, а именно наглядность,
с которой в нем обнаруживаются случаи поражения и успеха,
иными словами, случаи плохого и хорошего мышления. Каждый, кто по
достоинству оценит это явление эмпирической демонстрации, не станет сожалетьотом,
чтодлясозданиярегулятивногоискусстваданныйматериал
недостаточен. Чем больше внимания мы уделим эмпирическим хроникам
действительной мысли, тем более очевидной для нас станет взаимосвязь
специфических черт мышления, от которых зависит его поражение либо успех.
Из этого отношения причины и следствия, установленного опытным
путем, и развиваются нормы и правила искусства мышления.
О математике часто говорят как о примере чисто нормативного мышления,
зависимого от априорных канонов и сверхопытного материала. Но едва
ли можно представить себе студента, который, не будучи чуждым исторического
подхода к вопросам, тем не менее не пришел бы к выводу, что у
математики такой же эмпирический статус, как у металлургии. Люди стали
считать и измерять вещи, одновременно начав их плющить и обжигать. Основательно
закрепляясь в народной речи, одно вело к другому. Некоторые
способы счета оказались успешными, и не только в непосредственно практическом
смысле, но и в том смысле, что они были интересными, привлекали
внимание, побуждали к попыткам усовершенствовать их. Специалист по
математической логике сегодня волен втолковывать нам, будто вся структура
математики в одно мгновение родилась из мозга Зевса*, а анатомией этого
мозга была чистая логика. Но, как бы то ни было, сама данная структура
является продуктом долгого исторического развития, на протяжении которого
реализовывались разные виды опыта и одни люди продвигались в одном
направлении, а другие -в другом; и одни попытки и процедуры вели к
неопределенности, а другие -к триумфальной ясности и плодотворному
развитию; эта структура есть продукт истории, в которой предмет и методы
92
постоянно подвергались отбору и проработке, критерием которых была эмпирическая
эффективность либо несостоятельность.
Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.