Диоген Лаэртский (начало III в. н.э.): "Наконец, одни философы называются физиками, за изучение природы; другие — этиками, за рассуждение о нравах; третьи — диалектиками, за хитросплетение речей. Физика, этика и диалектика суть три части философии; физика учит о мире и обо всем, что в нем содержится; этика — о жизни и свойствах человека; диалектика же заботится о доводах и для физики и для этики."
По существу, он предвосхитил большинство тех обвинений,
которые реформаторы от образования, начиная с его эпохи, стали предъявлять
односторонней литературной культуре. Она создавала не столько силу,
сколько орнамент и декор, и являла собой показуху и роскошь. Под фантастической
ученостью Бэкон имел в виду квазимагическую науку, столь распространенную
по всей Европе в XVI веке, — бурное развитие алхимии,
астрологии и т. д. На нее он излил самый сильный свой гнев, так как считал
искажение добра худшим из зол. Искусная ученость была праздной и тщетной,
а фантастическая ученость подражала форме истинного знания. Она
37
ухватилась за верный принцип и цель знания — власть над природными
силами, но отказалась от условий и методов, при которых такое знание только
и может быть достигнуто, и таким образом намеренно увела людей с правильного
пути.
Для наших целей, однако, наиболее важно то, что Бэкон говорит о спорной
учености, поскольку под ней он подразумевает традиционную науку,
сохранившуюся, естественно, в ущербном и превратном виде с античных
времен и пережившую эпоху схоластики. Спорной ее можно назвать как изза
характерного логического метода, так и из-за той цели, для достижения
которой он применялся. В некотором смысле ее целью была сила, но это —
сила подавления одних людей в интересах другого класса, группы или личности,
а не сила как власть над природными факторами в интересах всех
людей. Убежденность Бэкона в несколько вздорном, саморазоблачительном
характере ученого знания, дошедшего из античных времен, разумеется, основывалась
не столько на самой греческой науке, сколько на уродливом схоластическом
наследии XIV века, когда философия оказалась в руках любящих
дебаты теологов, занятых мелочной аргументацией, игрой слов и разными
хитростями, которые помогали им одерживать победы над кем бы то
ни было.
Однако упреки Бэкона распространялись также и на сам аристотелевский
метод. В строгой форме этот метод стремился к наглядности, а в смягченном
варианте — просто к убедительности. Но и наглядность, и убедительность
данного метода скорее были необходимы для власти над умами,
чем для покорения природы. Более того, две его формы как бы договорились
между собой о том, что одной из них уже дана власть над истиной или
верой, и единственная проблема состоит в том, чтобы навязать или преподать
их кому-то еще. Напротив, новый метод Бэкона строился на чрезвычайно
неопределенном мнении относительно размеров уже существующей истины
и давал живое чувство величины и важности истин, которые еще предстоит
открыть.
Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.