Диоген Лаэртский (начало III в. н.э.): "Наконец, одни философы называются физиками, за изучение природы; другие — этиками, за рассуждение о нравах; третьи — диалектиками, за хитросплетение речей. Физика, этика и диалектика суть три части философии; физика учит о мире и обо всем, что в нем содержится; этика — о жизни и свойствах человека; диалектика же заботится о доводах и для физики и для этики."
В таком
случаеречьдолжна идти о противоположности немеждучем-то благимлишь
во «внешнем» или случайном значении и чем-то благим по своей вечной и
универсальной природе, а между благом, являющимся таковым непосредственно,
и благом, определяемым как таковое в результате рефлексии над
великим множеством реальных случаев. Я здесь не настаиваю на том, что
этот подход самый верный. Я просто привожу пример возможной альтернативной
дефиниции, чтобы таким образом показать, насколько необходима
четкая формулировка и четкое обоснование всякого конкретного воззрения
на «внутреннее благо», ибо мы должны быть уверены, что оно в конечном
счете не покоится на двусмысленности слова «внутренний», связанной с
метафизической позицией, о которой приверженец данного взгляда не заявил.
6. Знание от природы и знание от искусства
I
Современные философские теории познания удивительно безразличны
к значениям и последствиям революции, произошедшей в рамках истинной
предметной сферы и метода научного познания. По существу, это был, можно
сказать, революционный переход от знания, которое является таковым
«от природы»*, к научной предметной сфере, являющейся таковой, какова
она есть, «от искусства». По классической схеме, следуя Аристотелю, считалось,
что предметная сфера науки как высшая по шкале познания является
таковой потому, что ее составляют определенные неотъемлемые формы,
347
сущности, или природы. Эти неизбывно пребывающие в вещах и определяющие
их природы вечны, неизменны и необходимы. Поэтому в древнегреческой
и средневековой системе познания предметами всех наук, от астрономии
до биологии, были типы или виды, которые неизменно равны себе и
вечно изолированы друг от друга в силу своих незыблемых природ, образующих
их неотъемлемые сущности, или само бытие.
Другие формы знания—те, что назывались чувственным восприятием
и мнением, также являлись таковыми по природе неотъемлемо свойственных
им форм бытия; или, если выразить это более строго, благодаря неизменяемой
и неисправимой фрагментарности, недостаточности того бытия, которым
они отличались. Ведь против незыблемых и вечных видов, образуемых
неотъемлемыми, существенными формами, находились вещи изменчивые,
вещи, которые рождаются и умирают. Изменяемость, способность к
преобразованию или мутацииipsofacto1 служат доказательством нестабильности
и непостоянства. А последние в свою очередь являются доказательствами
недостаточности бытия в полном смысле этого слова.
Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.