Диоген Лаэртский (начало III в. н.э.): "Наконец, одни философы называются физиками, за изучение природы; другие — этиками, за рассуждение о нравах; третьи — диалектиками, за хитросплетение речей. Физика, этика и диалектика суть три части философии; физика учит о мире и обо всем, что в нем содержится; этика — о жизни и свойствах человека; диалектика же заботится о доводах и для физики и для этики."
Одним из важных эпизодов в развитии новой науки стало развенчание
идеи о том, что Земля есть центр вселенной. Как только идея фиксированно
центра прекратила свое существование, вместе с ней пришел конец идее
замкнутой вселенной и окаймляющих ее небесных границ. В древнегреческом
понимании конечное было совершенным именно потому, что в тогдашней
теории познания царствовали эстетические критерии. Конечное воспринималось
буквально -как законченное, пришедшее к последнему пункту
исполнившееся, не имеющее неровных краев и неучитываемых проявлений.
Бесконечное или беспредельное было по сути своей неполноценным,
поскольку не имело конца. Будучи всем, оно являлось ничтожеством. Оно
было неоформленным и хаотичным, неконтролируемым и беззаконным, источником
бессчетных отклонений и случайностей. Наши сегодняшние ощущения,
в которых бесконечность ассоциируется с безграничной силой, со
способностью к экспансии, которая не знает рамок, с наслаждением от прогресса,
не имеющего внешних пределов, были бы неоправданны, если бы
их подоплекой не являлась смена эстетического интереса практическим интереса
к созерцанию гармоничной и завершенной картины интересом к
преобразованиям картины негармоничной. Достаточно прочесть кого-нибудь
из авторов переходной эпохи, скажем Джордано Бруно, чтобы понять, какое
удушающее чувство замкнутого пространства вызывала в них идея закрытой,
конечной вселенной и какое ощущение радости, простора и безграничных
возможностей они испытывали при мысли о мире, беспредельно протяженном
во времени и пространстве и включающем в себя бесчисленное
множество бесконечно малых элементов. Перед тем, что с ненавистью отвергли
греки, новые авторы распахнули дверь, движимые просветленным
интересом к неизвестному. Бесконечное, как ему и следовало, стало означать
нечто вовеки необъятное даже для мысли и, стало быть, вовеки недоступное
познанию, каковы бы ни были успехи в его изучении. Но это «вовеки
непознаваемое» больше не расхолаживало, не отталкивало; отныне оно
служило вдохновенным призывом к вечно возобновляющемуся исследованию
и заставляло верить в неисчерпаемые возможности прогресса.
Каждому студенту-историку прекрасно известно, что греки совершили
большой прогресс в области науки механики, а также геометрии. На первый
взгляд кажется странным, что при таких успехах механики столь мало
было сделано в направлении, ведущем к современной науке. Этот видимый
парадокс заставляет нас подумать над тем, отчего же так получилось, что
механика осталась изолированной наукой, почему она не была использована
при описании и объяснении природных явлений, подобно тому как это
сделали Галилей и Ньютон.
Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.