Диоген Лаэртский (начало III в. н.э.): "Наконец, одни философы называются физиками, за изучение природы; другие — этиками, за рассуждение о нравах; третьи — диалектиками, за хитросплетение речей. Физика, этика и диалектика суть три части философии; физика учит о мире и обо всем, что в нем содержится; этика — о жизни и свойствах человека; диалектика же заботится о доводах и для физики и для этики."
Достаточно вспомнить о роли столь важного
источника, который известен нам как Священное Писание. Я вовсе не
отрицаю того, что оно дало величайший простор для проявления интеллектуальной
проницательности и оттачивания умов. Но эти умы нацеливались
на изучение, истолкование, приспособление и организацию письменных источников
— передаваемых посредством языка фрагментов прежних знаний.
Постепенно эти писания заняли место, принадлежавшее в греческой
философии и науке самой природе. Теперь они задавали мир как объект исследования.
Тем не менее в условиях, характерных для Европы того периода, подобная
зависимость от письмен как средств связи с прошлыми знаниями была
практической необходимостью. Быть либеральным одновременно означает
быть освободителем, вызывать раскрепощение человеческого потенциала.
Неспособность признать данный факт есть начало одной из величайших
ошибок наших неосхоластов*, полагающих, будто предмет либерального
образования неизменяем по сути. Лингвистические навыки и письменные
свидетельства прошлого осуществили в Средние века такую освободительную
миссию, которая ничему иному была не по силам.. Ведь вся Северная
Европа в те времена только выходила из состояния варварства. В историческом
смысле практически невозможно указать, какому еще наставлению или
ориентиру могло бы следовать это движение, кроме знакомства с плодами
неизмеримо более высокой культуры, развившейся за много столетий до
подъема государств средиземноморского бассейна. Язык, письменность были
единственными средствами контакта с этими плодами, а духовенство представляло
собой единственный класс, владеющий всем лингвистическим арсеналом
и имеющий моральный авторитет для того, чтобы сделать эти плоды
центральным предметом образования.
Со времен Средневековья социальные и культурные условия претерпели
колоссальные, революционные изменения. По духу мы сегодня ближе к
культуре античности, чем к культуре Средних веков. Колоссальность этих
изменений в том, что вместо рабства в основу организации общественных
отношений легла свобода, и с известной долей истины можно считать, что
эти изменения отвечают принципам, учрежденным в Афинах. Авторы принципов
не могли тогда осознавать их значение до конца в силу давления,
вполне реально оказываемого социальными институтами. Поэтому историческая
неточность является выдающейся отличительной чертой тех критиков,
которые настаивают на возврате к идеям антично-средневекового периода,
считая идеи этих двух эпох одинаковыми на том основании, что философы
Средневековья использовали кое-какие вербальные формулировки,
предложенные философами более ранней эпохи.
Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.