Диоген Лаэртский (начало III в. н.э.): "Наконец, одни философы называются физиками, за изучение природы; другие — этиками, за рассуждение о нравах; третьи — диалектиками, за хитросплетение речей. Физика, этика и диалектика суть три части философии; физика учит о мире и обо всем, что в нем содержится; этика — о жизни и свойствах человека; диалектика же заботится о доводах и для физики и для этики."
Любая теория о природе ментального, состоятельность которой обусловлена
постулатом о специальном способе познания, применимом только
к этому особому объекту и более ни к чему, вызывала бы у нас, я уверен,
чрезвычайные подозрения, если бы не широкое распространение гносеологии
соответствующего типа. Учитывая это распространение, мы и меняем
по зрелом размышлении свою подозрительность в отношении данного случая
на понимание того факта, что эта теория являет собою специфический
плод размышлений в узком кругу. Вывод из этой теории таков, что особая,
чрезвычайно особая природа сознания требует столь же особой, уникаль
362 363
ной процедуры, с помощью которой ее можно было бы познать. Однако поскольку
сама идея совершенно уникальной природы ментального строится на постулате о
методе, которым ее следует познавать, то вся позиция звучит недоста то чно
убедительно.
Если природа явлений, объединенных в понятии ментального, познаваема тем же
способом, каким познаваемы другие непосредственно наличные качества, например
это горячее, это холодное, это красное, то по отношению к тем вещам, познание которых
все же предполагает хотя бы малейшее опосредование, «ментальное» образует в
некотором роде противоположный полюс. Для научного знания о том, что собой
представляет красный цвет, необходимым условием являлось широчайшее поле
познания, фактическо-го и теоретического. Нужны были тщательно проверенные
идеи о природе света, а потом оказалось, что они в свою очередь не действенны
без хорошо проверенной теории электромагнетизма. Я не вижу необходимости еще
более углубляться в детали, чтобы проиллюстрировать косвенный характер знания
о частном качестве, непосредственно переживаемому опыте. Хотя в мои планы и
не входила сегодня попытка охарактеризовать отличительные черты, которыми
можно было бы описать ментальное, я полагаю, что для того, чтобы установить
его природу, нам, возможно, следовало бы начать с достоверных выводов,
сделанных о поведении с биологической точки зрения, а затем использовать все,
что нам известно об изменениях, которые производит в таком поведении
комплекс условий, входящих в понятие культуры, в том числе общение и язык.
Льюис* в своей статье «Некоторые логические соображения по поводу
ментального»1 не менее девяти раз повторяет фразу «поведенческие (бихевиористические)
и (или) мозговые состояния». Он, таким образом, отождествляет,
причем без всякого доказательства, поведенческую трактовку ментального с
описанием его в понятиях мозговой деятельности.
Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.