Диоген Лаэртский (начало III в. н.э.): "Наконец, одни философы называются физиками, за изучение природы; другие — этиками, за рассуждение о нравах; третьи — диалектиками, за хитросплетение речей. Физика, этика и диалектика суть три части философии; физика учит о мире и обо всем, что в нем содержится; этика — о жизни и свойствах человека; диалектика же заботится о доводах и для физики и для этики."
Чтобы разъяснить, какое отношение имеют эти замечания к собственной
метафизической системе Марша, нам придется сделать уклон в некую
специальную область, чего в иной ситуации я бы предпочел избежать. У
Канта, как это известно многим изучавшим его философию, проводится четкая
граница между чувством, пониманием и разумом. Как следствие аффективные
состояния сознания, называемые ощущениями, трактуются им как
«ментальные» по существу и упорядочиваемые при помощи форм пространства
и времени, которые в конечном счете также ментальны по существу.
Категории понимания, обеспечивая универсальность и постоянство этих чувственных
впечатлений, не простираются, таким образом, за пределы знания
о феноменах. Несмотря на то что это наш разум создал идеалы единства и
абсолютной целостности, выходящие далеко за границы сферы понимания,
воплотить его идеалы не в нашей власти. Полагая, что разум дает нам знание
о реальной природе вещей, мы встаем таким образом на путь заблуждений.
Знание должно оставаться в границах явлений, то есть логически упорядоченного
чувственного материала.
Кстати, это поразительный факт, что доктор Марш, свободно пользуясь
кантовской терминологией и постоянно обращаясь не только к общим антиномиям
чувства, понимания и разума, но также и к конкретным выводам,
полученным Кантом в трактовке этих антиномий, тем не менее ни разу не
упоминает кантовскую идею, согласно которой знание задает пределы явлений,
то есть не упоминает собственно то, что принято называть кантовским
«субъективизмом».
Например, когда он, как и Кант, толкует математику как науку о пространстве
и времени—об этих необходимых и, стало быть, априорных формах
чувственного опыта,—то одновременно он имеет в виду и абсолютные
пространство и время ньютоновской физики, не являющиеся чисто ментальными
формами. Это — формы реальных и внешних вещей природы, а не
просто формы сознания. Таким образом, наша геометрия и вообще математика
—это рациональная наука об условиях, при которых существуют все
физические вещи, а не исключительно о наших условиях переживания их в
опыте. В себе и сами по себе как условия возможности физических вещей и
их изменений они, по его словам, «составляют сферу возможности и тех
возможных определений качества и формы, которые являются объектами
чистой математической науки». Свободное развитие этак возможностей, независимое
от преград актуального бытия, есть дело продуктивного воображения.
Но они также представляют собой необходимые принципы суще
1 «О душе» (лат.).
Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.