Диоген Лаэртский (начало III в. н.э.): "Наконец, одни философы называются физиками, за изучение природы; другие — этиками, за рассуждение о нравах; третьи — диалектиками, за хитросплетение речей. Физика, этика и диалектика суть три части философии; физика учит о мире и обо всем, что в нем содержится; этика — о жизни и свойствах человека; диалектика же заботится о доводах и для физики и для этики."
Однако
тот, кто будет читать все по порядку, я уверен, непременно поймет, что экономия
здесь неуместна. Когда художник рисует портрет, то чем больше он
делает мазков, чем тщательнее работает с наброском, тем более цельным
получается окончательный вариант. Мы должны быть вечно благодарны
мистеру Перри, который выполнил свою задачу стаким мастерством и терпением.
Этот долг перед ним распространяется на многих людей, отнюдь не
ограниченных профессиональной средой психологов и философов. Круг
интеллектуальных связей Уильяма Джеймса был столь широким, а пыл, с
которым он стремился поддерживать их, столь мощным, что в этих томах,
посвященных его связям, мы таким образом находим не знающее себе равных
изображение самого значительного аспекта в развитии американской
культуры в последние две трети столетия.
Поэтому рассматривать Уильяма Джеймса как философа невозможно
без внимания к развитию Уильяма Джеймса—человека, то есть к тому, как
на это развитие повлияли отношения в его семье и неформальное, но жизненно
значимое образование и близость с разнообразными людьми и профессиями.
Данный факт является, бесспорно, тем пунктом, который больше
всего потряс меня при чтении этих томов. По моему мнению, Уильям Джеймс
представляет собой вьщающийся поворотный момент в истории американской
философской мысли именно потому, что человеческое всегда брало в
нем верх над профессионально-философским. Он говорил о самом себе:
«Поначалу, чтобы стать физиологом, я изучал медицину, но потом по воле
какого-то рока меня занесло в психологию и философию. Философии я нигде
никогда не учился. А первой услышанной мною лекцией по психологии
была лекция, впервые прочитанная мной самим». Велико искушение преувеличить
элемент этого «дрейфа», заноса. Занос, случившийся по воле рока,
на самом деле связан с неким внутренним импульсом, а не с плаванием по
внешним волнам случайности. Но внутренняя борьба Джеймса, запоздавшее
признание его как истинно философского мыслителя и в итоге его решающая
роль в смене направленности большей части американской фило
422 423
софии — все эти обстоятельства, на мой взгляд, имели тесную связь именно
с тем фактом, что он так и не подвергся никакому академическому и профессионально-
философскому наставничеству.
Я, разумеется, не имею в виду, что одно только отсутствие такого наставничества
уже служит гарантией философской независимости и самобытности
или даже одним из обеспечивающих ее факторов.
Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.