Диоген Лаэртский (начало III в. н.э.): "Наконец, одни философы называются физиками, за изучение природы; другие — этиками, за рассуждение о нравах; третьи — диалектиками, за хитросплетение речей. Физика, этика и диалектика суть три части философии; физика учит о мире и обо всем, что в нем содержится; этика — о жизни и свойствах человека; диалектика же заботится о доводах и для физики и для этики."
Их природа требует, чтобы
они воплотились в чувственных данных, в естественном материале мира
как объекте познания, или чтобы всякий интересующий нас материал, связанный
с чувствами или желанием, направленными на естественные объекты,
был приспособлен и видоизменен для роли посредника, отражающего
истинную безусловную природу разумной воли. Несколько более конкретно
это можно представить так: Аристотель считал, что разум может актуализироваться
в созерцательном познании, не связанном с какими-либо попытками
трансформации мира природы и общественных институтов в свое
собственное подобие или средоточие. Следуя духу христианского учения,
Марш отрицал любую такую возможность. Он полагал, что разум может
осуществить себя и быть полностью сознательным и отдающим себе отчет
о своей собственной внутренней природе только в том случае, если его деятельность
направлена на преобразование мира, социального либо физического,
в средоточие своих собственных принципов. Марш неуклонно порицает
то, что сам зовет спекуляцией и спекулятивной тенденцией, под которыми
подразумевает обособление знания и интеллекта от действия и воли.
Разум, согласно своей внутренней природе, должен венчаться действием, а
это действие должно быть трансформацией духовного потенциала, присущего
естественному — физическому и институциональному — миру, в духовные
реалии.
Другой аспект связи философии Марша с христианской верой носит
более специальный, не столь общий характер. Принимая идею о том, что
человек—существо греховное, он принимает и идею Кольриджа, согласно
410
411
которой первородный грех есть не просто исторический факт, относящийся
к жизни наших исторических прародителей, а еще и акт самой воли, посредством
которого она обретает — в качестве принципа и живительного импульса
для собственных действий — нечто вытекающее не из ее собственной
необходимой природы, а из некоего источника, лежащего вне ее,—это
стремления наших чувств, или желания, на которых основываются наши
мысли о целях, диктуемые окружающим миром. Я не стану углубляться в
узкоспециальные дебри данного вопроса, чтобы не утомлять вас подробностями
того, как он философски интерпретирует теологические доктрины
греха, совести и свободы воли. Но никакой пересказ его главной идеи об
аналогии философии и религии не может быть полным без упоминания его
специфического способа реализации уже рассмотренной нами концепции о
необходимости соотносительного объекта для пробуждения личностного
потенциала, для воплощения его в действительность.
Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.