Диоген Лаэртский (начало III в. н.э.): "Наконец, одни философы называются физиками, за изучение природы; другие — этиками, за рассуждение о нравах; третьи — диалектиками, за хитросплетение речей. Физика, этика и диалектика суть три части философии; физика учит о мире и обо всем, что в нем содержится; этика — о жизни и свойствах человека; диалектика же заботится о доводах и для физики и для этики."
Философия,
которая превращает это историческое, относительное противостояние
в глубокий и стойкий конфликт между принципом авторитета и принципом
свободы, будучи воспринятой как руководство к действию, способствует
тому, чтобы мы видели в авторитете чисто ограничительный фактор
силы и чтобы наша свобода реализовывалась без всяких ориентиров. Эти
унылые характеристики в известной степени относятся и к нашей сегодняшней
ситуации.
Позвольте мне кратко разъяснить, что имеется в виду, когда борьбой
номер один называется борьба сил, принадлежащих индивидууму и, в интересах
индивидов как таковых, требующих примирения друг с другом. С пси
202
хологической и исторической точки зрения было бы неразумным отождествлять
структуру индивида с элементами человеческой природы, которые
созданы для изменения и указывают на отличие одной личности от другой.
Сила привычки, которая вынуждает индивидов держаться за все, что официально
было объявлено истинным, составляет основную и даже наиболесильную
сторону конституции индивидуумов. Включенные в активную конституцию
личности, традиция и социальная норма естественным образом
начинают влиять на ее верования и действия. Силы, оказывающие такое влияние
и проявляющие авторитет, столь существенно и глубоко укоренены в
самих индивидуумах, что не рождают ни единой мысли или чувства относительно
их внешнего и репрессивного характера. Их нельзя считать враждебными
индивидууму, поскольку они пронизывают привычные убеждения и
цели личности, поддерживают ее и задают ей ориентир. Они ненавязчиво
обязывают ее к подчинению и завоевывают ее преданность. Поэтому атака
на авторитетные инстанции, в которых воплощаются нормы и традиции,
встречает вполне понятное негодование индивидуума; она глубоко ненавистна
ему как атака на все самое сокровенное и истинное в нем самом.
Ведь человек существует на земле куда больше тысячелетий, чем насчитывает
наша эра, и его почти всегда устраивали вещи в их неизменном виде.
Это верно даже в отношении тех общественных устройств, которые нам кажутся
своевольными воплощениями деспотической силы, поскольку на
протяжении бесчисленных веков человек тяготел к тому, чтобы наделять
божественным происхождением и волей все то, что само себе присвоило
авторитет давних традиций и норм. Вместо стремления к переменам индивидам
в гораздо большей степени был свойствен страх перед ними. Даже
имей мы все основания противопоставить друг другу авторитет и свободу,
стабильность и изменение, мы были бы вынуждены считаться с тем фактом,
что в течение длительного периода человеческой истории индивиды предпочитали
авторитет и стабильность.
Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.