Диоген Лаэртский (начало III в. н.э.): "Наконец, одни философы называются физиками, за изучение природы; другие — этиками, за рассуждение о нравах; третьи — диалектиками, за хитросплетение речей. Физика, этика и диалектика суть три части философии; физика учит о мире и обо всем, что в нем содержится; этика — о жизни и свойствах человека; диалектика же заботится о доводах и для физики и для этики."
Его преемники оказались
более верны его духу, нежели букве, и принялись исповедовать абсолютизм
как систему. То, что немцам со всей их научной компетенцией и технологической
грамотностью суждено было прийти к трагически жесткому и «надменному
» образу мысли и действия (трагическому, так как подобный образ
мысли вверг их в неспособность к пониманию мира, в котором они живут),
служит достаточным уроком, свидетельствующим о том, к чему может привести
систематическое отрицание экспериментального характера интеллекта
и его понятий.
По всеобщему признанию, от английского эмпиризма веяло скептицизмом,
в то время как от немецкого рационализма -апологетикой: первый
развенчивал то, что подтверждал второй. Там, где эмпиризм выявлял те
случайные связи, которые под влиянием личных и классовых интересов
трансформировались в обычаи, немецкий рационал-идеализм находил
выдающиеся значения, порожденные необходимым порядком развития абсолютного
разума. Новому миру пришлось не сладко, потому что в качестве
ответов на столь многие вопросы философия лишь деспотично навязывала
ему дилемму жестких и стойких противоположностей: разъединяющий анализ
-или непреклонный синтез; абсолютный радикализм, отрицающий и
критикующий историческое прошлое как тривиальное и вредоносное, -или
абсолютный консерватизм с его идеализацией общественных институтов как
воплощений вечного разума; разложение опыта на простейшие элементы,
которые не могут служить опорой никакой устойчивой организации, -или,
73
напротив, крепкое сжатие всего опыта воедино скобами неизменных категорий
и необходимых понятий. Таковы альтернативы, представленные конфликтующими
школами.
Они являются логическими итогами традиционной оппозиции чувства
и мысли, опыта и разума. Здравый смысл отказался последовать теориям
обоих типов до их логического конца и был вынужден вновь положиться
на веру, интуицию или безотлагательные требования практических компромиссов.
Но философия, развиваемая профессиональными интеллектуалами,
слишком часто препятствовала здравому смыслу и запутывала его,
вместо того чтобы просвещать и ориентировать. Когда люди, отступающие
на позиции «здравого смысла», желают получить от философии некую общую
путеводную нить, они рискуют снова оказаться в атмосфере рутины,
единоличной власти, лидерства «крепкой руки» или зависимости от сиюминутных
обстоятельств. Трудно оценить тот ущерб, которым обернулось
отсутствие у либерального и прогрессивного движения XVIII и начала ХГХ века
метода интеллектуального самовыражения, соответствующего его практическим
намерениям.
Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.