Диоген Лаэртский (начало III в. н.э.): "Наконец, одни философы называются физиками, за изучение природы; другие — этиками, за рассуждение о нравах; третьи — диалектиками, за хитросплетение речей. Физика, этика и диалектика суть три части философии; физика учит о мире и обо всем, что в нем содержится; этика — о жизни и свойствах человека; диалектика же заботится о доводах и для физики и для этики."
Наши
книги, наши научные и философские труды, естественно, написаны людьми,
которые в высочайшей степени служат разумному порядку и культуре.
Их мысли являются привычно обоснованными. Они научены сверять свои
предположения с фактами и связывать идеи по законам логики, а не эмоции
и драмы. И уж если их одолевают мечтания и грезы—что, возможно, случается
чаще, чем принято думать,—то они это прекрасно осознают. Они
метят подобные отступления особой метой и не смешивают их результаты с
данными объективного опыта. Мы склонны судить о других по себе, и поэтому
люди, которые сочиняют философские книги, отличаясь привычкой к
резонному, логическому и беспристрастному мышлению, приписали подобную
рациональность человеку среднему и простому. Потому как-то упускается
из виду, что и рациональность, и иррациональность нетипичны и случайны
для природы человека, живущего вне дисциплины; что человеком
управляет скорее память, а не мысль и что память при этом выступает не как
воспроизведение реальных фактов, а как ассоциирование, представление,
волнующее фантазирование. Критерием для измерения ценности возникающих
в уме представлений является не подобие фактам, а эмоциональная
удовлетворительность. Насколько эти представления стимулируют и обостряют
чувства, а также вписываются ли они в эффектную историю? Со
1драматическими лицами
(лат.).
26
звучны ли они господствующим ожиданиям и отражают ли традиционные
надежды и страхи сообщества? Если мы склонны относиться к слову «грезы
» с некоторой долей терпимости, то не преувеличим, сказав, что человек,
кроме тех особых периодов, когда он действительно трудится и сражается,
живет скорее в мире грез, чем в мире фактов, — в мире грез, построенном на
желаниях, успех или крушение которых и определяет его содержание.
Поэтому расценивать первые верования и традиции человечества как
попытки научного объяснения мира, но попытки ложные и бессмысленные
-значит впадать в грех великого заблуждения. Материал, из которого в
конечном итоге рождается философия, не имеет ничего общего с наукой и
объяснением. Это фигуральное, метафорическое выражение страхов и надежд,
состоящее в фантазиях и предположениях и не имеющее никакого
отношения к интеллектуально противоположному миру объективных
фактов. Это скорее мир поэзии и драмы, чем сфера науки, и он так же не
имеет ничего общего с научными критериями истины и лжи, разумности
или абсурдности фактов, как независимое от них поэтическое творчество.
Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.