Диоген Лаэртский (начало III в. н.э.): "Наконец, одни философы называются физиками, за изучение природы; другие — этиками, за рассуждение о нравах; третьи — диалектиками, за хитросплетение речей. Физика, этика и диалектика суть три части философии; физика учит о мире и обо всем, что в нем содержится; этика — о жизни и свойствах человека; диалектика же заботится о доводах и для физики и для этики."
Последний вопрос в той ситуации был столь же крамольным, как и
первый, и столь же радикальным по сути, поскольку он являл собой вызов
существующему порядку веры и действия. Более очевидно этот аспект радикализма
Кольриджа представлен его нападками на так называемую буквалистикувпониманиирелигиозныхдогматов**.
Идеюнепосредственного
божественного вдохновения он заклеймил как мистическую; он настаивал,
404
что библейские учения принимаются людьми на том основании, что они
«находят» отзвук в глубочайшей и самой одухотворенной части человеческого
существа. Вера—это состояние воли, это аффекты, а не просто интеллектуальная
готовность принять теоретические и исторические положения.
Как говорит Милль, Кольридж был куда более истинным либералом, чем
многие из тех, кто себя таковым называет.
Но, разорвав связь веры с пониманием, он связал ее с более высокой
способностью—с разумом, который всегда заодно с истинной волей человека.
Кольридж говорил: «Кто полюбит христианство больше истины, тот
затем поставит свою собственную секту или церковь выше христианства и
закончит тем, что полюбит себя больше других». Но с такой же твердостью
он был убежден в том, что христианство само по себе есть система истины,
которая, если на нее надлежащим образом откликается разумная воля и любовь
человека, составляет истину собственно философии. Данное утверждение
глубокой разумности христианства одухотворяло как цель все его «Пособие
по рефлексии», и именно этим он привлек Джеймса Марша; и в этом
смысле Марша можно действительно охарактеризовать как ученика Кольриджа.
Объединив идеи великих английских богословов, которые сами следовали
букве Платона, и немецкую трансцендентальную философию конца
XVIII и начала XIX столетия, Кольридж составил для себя особый философский
каркас, на который могло бы опираться его заявление о внутренней
философской истине христианской веры. Поскольку сам Марш уже черпал
свои знания из тех же источников, то все обстоятельства благоприятствовали
тому, чтобы, излагая воззрения Кольриджа, он таким образом излагал бы
и свои собственные взгляды.
Если я сейчас задержу ваше внимание на том, что учение Кольриджа
было глубоко либеральным для того времени,—следуя определению Милля,
представителя оппозиционной школы,—то исключительно потому, что
без упоминания об этом факте мы не получим и исторического ключа к работам
Марша. По моим собственным представлениям да и вообще на фоне
современных условий философия Марша является консервативной.
Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.