Диоген Лаэртский (начало III в. н.э.): "Наконец, одни философы называются физиками, за изучение природы; другие — этиками, за рассуждение о нравах; третьи — диалектиками, за хитросплетение речей. Физика, этика и диалектика суть три части философии; физика учит о мире и обо всем, что в нем содержится; этика — о жизни и свойствах человека; диалектика же заботится о доводах и для физики и для этики."
Ее жизнь и опыт, возможно, не могут состоять
из моментальных, атомических и самодостаточных ощущений. Ее активность
сопряжена с ее средой, с тем, что находится перед нею и позади
нее. Эта организация, присущая жизни внутренне, делает ненужным
сверхъестественный, надэмпирический синтез. Она предоставляет основу
и материал для позитивной эволюции интеллекта как организующего фактора
в рамках опыта.
Мы не слишком существенно отступим от темы, если определим, в какой
степени общественная, равно как биологическая, организация участвует
в процессе формирования человеческого опыта. Вероятно, единственное,
что могло укреплять мысль о том, будто душа в процессе познания исключительно
пассивна и восприимчива, -это наблюдения беспомощности человеческого
младенца. Но та же самая картина побуждает нас мыслить и в
весьма отличном направлении. Ввиду физической зависимости и немощности
маленького ребенка его контакты с природой опосредствованы другими
людьми. Мать и няня, отец и старшие дети определяют, какой опыт
ребенку стоит иметь; они постоянно инструктируют его о важности всего,
что он делает или переживает. Понятия, социально принятые и значимые,
становятся для ребенка принципами толкования и оценки задолго до того,
как он начинает самостоятельно и свободно управлять своим поведением.
Вещи предстают перед ним в одежде из слов, а не в своей физической наготе,
и этот их коммуникативный покров помогает ребенку разделить представления
тех, кто его окружает. Эти представления, которые он получает,
как и множество фактов, формируют его сознание; из них складываются
Центры, вокруг которых концентрируются персональные реакции и перцепции
малыша. Здесь к нашим услугам «категории» связи и унификации,
столь же значимые, как аналогичные категории у Канта, но только эмпирические,
а не мифологические.
69
От этих элементарных, но несколько специальных соображений мы обратимся
к изменениям, которым подвергся сам опыт с переходом от античности
и Средневековья к современной жизни. Для Платона опыт был равнозначен
рабской связи с прошлым, с привычкой. Опыт был почти тождествен
непреложным обычаям, сформированным не разумом и не под интеллектуальным
контролем, а благодаря повторениям и слепому правилу большого
пальца*. Только разум способен возвысить нас, павших ниц перед случайностями
прошлого. Переходя к Бэкону и его преемникам, мы застаем противоположную
картину. Разум с его гвардией общих понятий теперь выступает
как фактор консервативный, гнетущий для духа.
Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.