Диоген Лаэртский (начало III в. н.э.): "Наконец, одни философы называются физиками, за изучение природы; другие — этиками, за рассуждение о нравах; третьи — диалектиками, за хитросплетение речей. Физика, этика и диалектика суть три части философии; физика учит о мире и обо всем, что в нем содержится; этика — о жизни и свойствах человека; диалектика же заботится о доводах и для физики и для этики."
Они не задерживаются в
мире; в худшем случае они приходят только затем, чтобы раздражать и дразнить
нас поспешным и ускользающим образом того, как все могло бы происходить;
а в лучшем случае они приходят только затем, чтобы вдохновлять
и поучать нас мгновенным напоминанием о более истинной реальности. Это
общее место у поэта и моралиста, касающееся непостоянства не только чувственного
удовольствия, но также и славы и гражданственных ценностей,
нашло заметное выражение в трудах философов, в особенности Платона и
Аристотеля. Плоды их мышления вплелись непосредственно в ткань западных
идей. Время, изменение, движение являются признаками того, что
так называемое греками не-бытие каким-то образом разъедает подлинное
бытие. Сегодняшней философии чужда подобная фразеология, но и многие
из современников, которые высмеивают понятие не-бытия, воспроизводят
аналогичный ход мысли под эгидой своего конечного или несовершенного.
Повсюду, где есть изменение, есть неустойчивость, а неустойчивость
служит доказательством чего-то материального, доказательством несуществования,
недостаточности, неполноты. Такова логика связи между изменением,
становлением и умиранием, с одной стороны, и не-бытием, конечностью
и несовершенством -с другой. Полная и подлинная реальность, следовательно,
должна быть неизменной, бесповоротной, столь преисполненной
бытия, чтобы оказываться способной всегда и во веки веков поддерживать
себя в состоянии незыблемой устойчивости и покоя. Как сформулировал
эту доктрину Брэдли*, наиболее диалектичный и оригинальный абсолютист
наших дней, «ничто совершенно реальное не движимо». И если Платон,
для сравнения, имел пессимистический взгляд на перемены как очевидные
грехопадения, а Аристотель благодушно считал их тенденцией к
какой-то реализации, все же Аристотель не менее Платона был уверен в
том, что полностью осуществленная реальность, божественная и всеобъемлющая,
является неизменной. Хотя он называл ее деятельностью или энергией,
эта деятельность не знала изменения, а энергия ни к чему не прилагалась.
Это была деятельность армии, вечно топчущейся на месте и никогда
никуда не выступающей.
Из данной противоположности непреложного с преходящим вытекают
и другие черты, отличающие абсолютную реальность от несовершенных реальностей
практической жизни. Повсюду, где есть место изменению, обязательно
есть место и численной множественности, многообразию, а из разнообразия
следует противоположность, борьба.
Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.