Диоген Лаэртский (начало III в. н.э.): "Наконец, одни философы называются физиками, за изучение природы; другие — этиками, за рассуждение о нравах; третьи — диалектиками, за хитросплетение речей. Физика, этика и диалектика суть три части философии; физика учит о мире и обо всем, что в нем содержится; этика — о жизни и свойствах человека; диалектика же заботится о доводах и для физики и для этики."
Перемирие продлилось недолго. Было явно непросто удерживать равновесие,
достигнутое с его помощью. Это ведь все равно что, поедая пирожное,
беспокоиться о том, как бы его сохранить. Перемирие было нашей
попыткой вкусить материальные и практические, или утилитарные, преимущества
новой науки, в то же время не допуская, чтобы она серьезно влияла
на старые, устойчивые, привычки, включая верования, которые считались
основой норм и принципов морали. Иначе пресловутое деление утратило
бы свою жесткость. В целом без помощи каких-либо сил (хотя и при некотором
явном подталкивании со стороны «продвинутых» мыслителей от философии)
эффект очевидной полезности новой науки распространился и на
сферу деятельности и ценностей, номинально присущих «духовному». Волны
от этого проникновения произвели так называемую секуляризацию—
движение, которое по мере его развития все больше отождествляли с кощунственной
профанацией неприкосновенности духовной сферы. Даже сегодня
найдется немало людей, хотя и не имеющих никакого реального отношения
к старым церковным порядкам или основанной на них метафизике,
но упоминающих эту секуляризацию с сожалением или в лучшем случае
примирительно. Впрочем, единственная возможность сделать метод (и дух)
науки как исследования поистине универсальным, то есть тем, чем он обязан
быть,—первооткрыванием, в котором старые позиции и заключения
нашего ума неуклонно отступали бы перед новыми и непривычными, —
состоит также в своего рода открытии того, как придать факторам секуляризации
форму, содержание и авторитет, которые, будучи номинально присущи
морали, практически уже не были бы свойственны нравственности, доставшейся
нам от донаучной эпохи. Утрату ее авторитета подтверждает сегодняшнее
оживление старой доктрины о той неизбывной порочности человеческой
природы, в силу которой, собственно, авторитет морали и не может
не падать, а также широкое распространение пессимистических идей о
будущем человека. До тех пор, пока мы считаем действующие официальные
нормы и принципы донаучной эры окончательными и неизменными, все эти
жалобы и сомнения нам гарантированы. Но в них есть и польза: они
подталкивают нас к созданию такой теории морали, которая сможет дать
позитивное интеллектуальное направление для развития практической, то
есть по истине действующей, нравственности, способной призвать себе
на службу все имеющиеся у нас ресурсы, с тем чтобы внести порядок и
стабильность в процессы и планы человеческой жизни — не только там,
где царит смятение, но и так повсеместно, как никогда прежде.
Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.