Диоген Лаэртский (начало III в. н.э.): "Наконец, одни философы называются физиками, за изучение природы; другие — этиками, за рассуждение о нравах; третьи — диалектиками, за хитросплетение речей. Физика, этика и диалектика суть три части философии; физика учит о мире и обо всем, что в нем содержится; этика — о жизни и свойствах человека; диалектика же заботится о доводах и для физики и для этики."
Стало быть, вещи, которые мы называем физическими, — это единственные
реальные средства, позволяющие нам определять ценности и качества.
Вкладывать в них что-либо сверх того, вторгаться каким-нибудь образом
в интегральную целостность исследования, продуктом которого они
являются, равнозначно, таким образом, тому, чтобы сводить на нет саму
функцию, в понятиях которой физическое определяется как таковое. Я зашел
столь далеко, что счел отставание человеческих, практических наук
отчасти связанным с долгой эпохой отсталости самих физических наук, а
отчасти с нежеланием моралистов и обществоведов воспользоваться физическим,
в особенности биологическим, материалом, который всегда к их ус
лугам.
(4) Эти соображения приводят меня к точке зрения, касающейся природы
и функции философии,—к вопросу, который, я полагаю, способен окаПозволю
себе привлечь ваше внимание к одному отрывку на страницах 67—68
моего «Поиска определенности» [«The Quest for Certainty»] (ср. с. 228 у Когена). В
тексте говорится о двойственном смысле слова «теоретический», который обусловливает
некоторое недопонимание, привычку смешивать склад ума исследователям
сущность исследуемого объекта. Я четко указываю, что первый должен быть теоретическим
и устремленным к познанию, не затеняемым личными желаниями и предпочтениями,
для него должно быть характерно побуждение подчинить все желания
воле объекта. Но, кроме того, там еще утверждается, что лишь само исследование
способно выявить, включает ли объект какие-то практические качества и условия
или нет. Подход же к природе изучаемого объекта с позиций строго теоретического
характера исследовательских мотивов, с точки зрения непременно «беспристрастной
заинтересованности», есть такой тип «антропоцентризма», в котором мне не
хотелось бы быть обвиненным.
280
заться решающим в истолковании, а следовательно, и критике тех пассажей,
на которых основано мнение Когена, будто я весьма последовательно
подчиняю исследование, рефлексию и науку чисто внешним практическим
целям. Ведь, говоря о философии(не о науке), я постоянно настаивал, что,
поскольку она сама включает в себя соображения ценностного порядка, необходимые
для ее бытия в качестве философии, — чего нельзя сказать о
науке, — то у нее есть «практическая», или нравственная функция, и еще я
полагал, что если подобный элемент неотъемлем от философии, то неспособность
философских школ признать его наличие и козырнуть им приводит
к возникновению в философии нежелательных свойств: с одной стороны,
это побуждает их делать заявления о своем якобы сугубо познавательном
статусе, ведущем к соперничеству с наукой, а с другой стороны, это
заставляет их отказываться от области приложения, в которой они могли бы
быть по-настоящему значимыми, то есть от посильного руководства чело
веческой деятельностью в сфере ценностей.
Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.